|
|
|
Нило-сахарские языки по своему грамматическому строю и лексическому составу сильно отличаются друг от друга. Отдельные нило-сахарские языки и группы испытали сильное контактное воздействие со стороны других языков, особенно относящихся к афразийской макросемье. Это обстоятельство, а также слабая изученность многих нило-сахарских языков существенно затрудняет нило-сахарские сравнительно-исторические исследования. |
Согласно Дж. Гринбергу, нило-сахарские языки делятся на 6 семей:
Примечание: нумерация ветвей - в направлении с запада на восток; названия языков и состав семей даются с учетом работы М.Л.Бендера.
Гринберг гипотетически отнес к нило-сахарским языкам также мероитский язык, представленный в надписях алфавитом Мероэ.
[Интересно, где здесь язык шабо?]
А согласно С. Старостину, нило-сахарские языки состоят тоже из 6 ветвей, но несколько других:
[Интересно, где здесь языки маба и фур?]
Семья сонгай-зарма представлена одним языком сонгай, основные диалекты которого: собственно сонгай (сонгай кене), дьерма (зарма), денди.
Распространенная в Центральном Судане семья сахарских языков включает:
Языки маба, распространенные в Вадаи (Республика Чад), включают собственно язык маба, а также языки мими, каранга, масалит и др.
Семья фур представлена одним языком фур, распространенном в области Дарфур (Судан).
Наиболее сложной структурой обладает шари-нильская, или макросуданская, семья, включающая 4 ветви:
В свою очередь, восточно-суданские языки делятся, по Гринбергу, на 10 групп:
А центрально-суданские языки делятся на 6 групп:
Остальные 2 ветви шари-нильских языков представлены группами близких диалектов, соответственно кунама (и илит) и изолированный язык берта.
Однако, К. Эрет включает берта в состав восточносуданских языков.
Шестую семью нило-сахарских языков составляют команские языки - комо, урук, гумуз (возможно), гуле и др., распространенные в эфиопско-суданских пограничных районах.
последовательный анализ фонетически изоморфных реконструкций в пределах 50-словного списка, сначала полностью автоматический, затем слегка подкорректированный за счет «ручной коррекции», позволяет свести 35 привлеченных к сравнению таксонов:
(а) на уровне «несомненного» родства (как минимум 9–10 автоматических совпадений по консонантному методу с учетом ручной коррекции, с ожидаемой дистрибуцией когнатов по уровням стабильности и частям речи, а также, как правило, с реконструируемой общей базовой местоименной парадигмой) —
Следует подчеркнуть, что единство сахарской семьи находится на грани прохождения (8 совпадений, но при этом довольно много потенциальных когнатов, не опознанных из-за диахронических переходов согласных из одного класса в другой); напротив, пракаду опознается алгоритмом как ближайший родственник центральносуданских языков на уровне 9 совпадений, что заведомо превышает допустимый порог случайности, так что центрально-суданско-каду родство можно, пожалуй, рассматривать как самое неожиданное классификационное открытие в рамках данного этапа нашего исследования;
(б) на уровне «перспективного» родства (примерно 6–8 совпадений из 50, большая часть которых относится к наиболее устойчивому подмножеству списка, т. е. его первым 10–15 элементам, включая хотя бы отдельные глаголы и местоимения, и может быть дополнена еще хотя бы несколькими потенциальными когнатами, не совпадающими на уровне консонантных классов) можно рассматривать следующие связи:
Все связи между этими языками и оставшимися «изолятами» (сонгай, шабо, кулякские), а также с комузской и сахарской семьями в целом остаются на уровне, неотличимом от случайного. Очевидно, что для макротаксона такого рода нельзя считать подходящим термин «нило-сахарский», предложенный Гринбергом; однако нельзя не отметить его близость к «шари-нильскому» таксону, который, согласно модели Гринберга, включал восточно- и центральносуданские языки, а также кунама и берта. Добавив к нему фур-амданг и маба и исключив все остальные языки, мы получаем своеобразный результат «формализации» интуиции Гринберга: на уровне относительно молодых макросемей (примерный возраст выделенного таксона можно оценить на уровне 10000 лет до н. э.) «массовое сравнение» выдает в целом неплохие результаты, но результаты, полученные на более глубоких уровнях, уже по меньшей мере не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты строгим лексикостатистическим подходом.
Что касается собственно названия таксона, то здесь, учитывая, что ядро его составляют восточно- и центральносуданская семьи, кажется логичным вернуться к старому термину «макросуданский», который был позже заменен Гринбергом на «шари-нильский». Единственное техническое затруднение может быть связано с тем, что от термина «макросуданский» Гринберг отказался, скорее всего, для того, чтобы в эту же макросемью по ошибке не включали т. н. западносуданские языки (в терминологии Д. Вестерманна), куда на заре исторической африканистики включались языки атлантической, манде и т. п. семей, не имеющих на самом деле никакого отношения к «нило-сахарским» языкам. Однако в сегодняшней классификационной практике термин «западносуданские языки» фактически не употребляется за полной ненадобностью, в то время как «восточносуданские» и «центральносуданские» остаются вполне релевантными таксонами, и поэтому объединять их в гипотетическую «макросуданскую» семью, на наш взгляд, было бы совершенно естественно.
Итак, резюмируем итоговую «консенсусную» классификацию, отталкивающуюся от грубо автоматизированной классификации по методу консонантных классов и слегка модифицированную за счет элементов ручной коррекции, а также проверенную на предмет выдающихся несогласованностей в матрице (т. е. с вычищенными явными вторичными контактами, такими как между шабо и маджанг или между джебельскими языками и берта) и естественности дистрибуции потенциальных когнатов по отдельным подмножествам 50-словного списка.
Звездочками в этой классификации отмечены «перспективные» гипотезы, достоверность которых в дальнейшем будет повышаться или понижаться по мере
Важнейшим актуальным вопросом здесь остается достоверность «макросуданской» гипотезы — идеи генетического родства правосточносуданского и працентральносуданского языков. Подтверждение этой гипотезы показало бы, что более ¾ языков, объединенных Гринбергом в «нило-сахарскую» макросемью, действительно родственны друг другу и, таким образом, идея Гринберга в целом верна, а главной ошибкой исследователя было острое желание по возможности минимизировать число нерасклассифицированных африканских изолятов — таких как сонгайские или сахарские языки.
В связи с этим довольно четко вырисовываются важнейшие актуальные задачи «нило-сахаристики» (или «макросуданистики») на ближайшие 10–20 лет — в первую очередь они должны включать построение надежного и подробного этимологического корпуса для восточносуданской семьи, который, с одной стороны, опирался бы на работу, уже проведенную Бендером и Рильи, с другой — обязательно опирался бы на уточненную методологию реконструкции (включая лексикостатистический компонент, более строгий подход к семантической реконструкции и вопросам межъязыковой дистрибуции когнатов и т. п.). Вторая важнейшая задача — проведение аналогичной работы для центральносуданской семьи; здесь следует особенно внимательно фокусироваться на объяснении различий в структуре именных и глагольных основ между языками сара-бонго-багирми и всеми остальными, а также на уточнении чрезвычайно размытых вокалических соответствий между этими языками.
Что касается «мелких» семей и языков-изолятов, для которых метод реконструкции 50-словных списков и предварительного лексикостатистического сравнения вообще не дал результатов, которые можно было бы отличить от случайных, то, на наш взгляд, нет и не будет других, более убедительных, методов, которые позволили бы определить хотя бы некоторые из этих таксонов как ближайших родственников «макросуданского» таксона или его отдельных подмножеств. Совершенно не исключено, что какие-то из них в ходе дальнейшего предварительного анализа языков Африки (нигер-конголезских и афразийских) на поверку могут оказаться ближе к совершенно другим языковым объединениям (ср., например, не очень доказательную, но в целом любопытную работу В. А. Дыбо о возможном афразийском статусе сахарских языков [Дыбо 2000] или лексико-грамматические сближения, предложенные М. Ламберти для кулякских и кушитско-омотских языков [Lamberti 1988] и т. п.); но, с другой стороны, не исключено и то, что многие или даже все из этих малых таксонов на самом деле отделились от своих ближайших родственников на хронологической глубине, значительно превышающей возможности лексикостатистического метода (от 15 до 12 тысяч лет), и в этом случае (если только в рамках Московской школы компаративистики или какой-то другой исследовательской группой не будут со временем разработаны новые, более мощные критерии тестирования генетического родства языков) их придется отнести к числу «первичных» таксонов планеты — а для Африки они будут «реликтовыми», т. е. остатками древнейшего языкового разнообразия этого континента, унифицированного за счет позднейшей экспансии по территории Центральной и Восточной Африки «макросуданских» языков, по своему масштабу вполне сопоставимой с аналогичной экспансией нигер-конголезских языков (самой недавней волной которой была экспансия народов банту) в Центральной и Южной Африке.
Ключевые слова для поиска сведений по нило-сахарским языкам:
На русском языке: классификации нило-сахарских языков Центральной Африки, группы африканских языков Судана;
На английском языке: Nilo-Saharan classification.
|